1992 годКладбище мир покоя. Оно не создано для многолюдья, оно его не терпит. Губка впитывающая в себя жизни. Здесь даже деревья пропитаны смертью, но понятной тебе. Ты словно вертишься в центрифуге. На него можно часами глядеть, примечая новые могилы, ужасаясь, иногда, размерами памятников и длинной могил. Здесь плохая почва, песок, один только песок. Пояс людей охватывает кладбище, перекрывая ее сырое дыхание и все исчезает. Остается автоматически произнесенная молитва, равнодушный взгляд вдоль крестов и дым из выхлопной трубы. Праздник начинается, продуваемый холодным ветром, и ты кутаешься в шарф и одеваешь шапку и перчатки. Пытаешься отогреть изогнувшуюся свечку. Последняя могила. Здравствуй Святой отец. Я подарил тебе только четыре года моей жизни, воск оплавиться, свечи погаснут. Праздник продолжается. "Ну будем". Мой мундштук плох. Потом покой. Запах детства. Треск дров. Шум. Ты спишь полчаса, едешь куда-то, расцеловав перед этим всех, вспоминаешь вопросы рас, немного алкоголя, обсуждение женского вопроса. Твердый день. Слепые руки гладят тебя и ты ворочаешься во сне. Праздник окончен. Слабые мозги признак безумия. А что такое мысль. Они покидают тебя не щадя плоти. Призрачно дышат дробясь и выскальзывая. Смотрят в небо застывшими ветками, падают вниз желтыми копиями шедевров, множатся, дробятся, ссыхаются. Рубище живого тела. Створки времен года и вечности. Бесконечность со знаком минус. Отсыревший фитиль примуса, принимает формы сгорбившегося старика. Сказки мира утопают в роскошном вине и становится страшно за бесцельно прожитые годы. Бытие шикует богатством веков, превращается в прах и становится все той же восьмеркой, положенной набок, с отрицательным знаком. Так струится темный лес по дорогам страны, погружаясь в темные болота большого омута бесконечности. Пишущие страдают простотой, поющие впадают в оргазм символов и Все замыкается двойным кругом одной мысли устаревшего безумца. Тело мерзнет притворяясь богом... Бабочка смотрящая на чужое солнце на сером камне. Безумие снов входит в мир, просыпаясь вспотевшим поэтом, крик горлицы и протухших дней. Испорченный праздник обернувшийся блевотой. Струны сна рвут тебя на части и ты стремишься проснуться дерьмом питающем чужие мысли. Скотское двуличие видящее чужие руки и давящее их высокими сапогами. Труп дня мнет твой крик как ветки акации. Он глушит и срезает трюмы твоих кораблей. Истинно верных лиц. Истинно трясущихся рук, дрожащих рыданий. Потом ты рвешь свое тело чужими копытами. Бредишь блевотинами и мертвыми пейзажами. Один ангел слишком много летал - ему свело крылья и он упал и разбился. Один ангел не любил летать и много думал - опухоль мозга доконала его и он умер. Один ангел смеялся в ночи и умер от астмы. Один ангел много плакал и рак лица доконал его. Один ангел молчал и ему не хватило воздуха - он задохнулся. Один ангел любил кровь и стал вампиром. Человек никогда не был ангелом и он не поймет смерти. Белый снег, лежащий на таварняке, станет бликом слепого пятиугольного зрачка. Предательство слепых теней меня радует больше, чем если бы они смеялись своими добрыми глазами навзрыд стене. Слишком грустно сыпать крылья Темнота закрывает глаза и я хочу первую дозу. Пирамида волчьих зубов превращается в мечту о траве. Слабые темы разговоров и ощущение смерти. Вы знаете, что такое ощущение смерти. Это ужасно и красиво одновременно. Холод по лицу, волосы дыбом и чувство отрезаемых рук. Чувство обрубаемых плеч и ног. Чувство угасания разума в последнем испуге. Свежий ритм сна до половины четвертого и бессильной ненависти, бессильной обреченности. Прострел тела и новые, неизвестные звуки. Галлюцинации сна преследуют реальность. Каждый по своему сведен с ума красными, налитыми кровью глазами разъяренного быка. Кто-то верит и слезы катятся по его щекам. Другой радужно смеется крепкими зубами, пробуя первый снег. Я люблю сладкое, но нет воды. И зависим от сна других. Чем хуже их сон, тем проще мне. Всех держит страх, собака делает квадратные глаза от изумления. Краски тела не живописны, но близки к идеалу цвета. Я люблю карамельки, но это так, от балды и к слову. Символизм темы обычно прост, как троллейбус, едущий по проводам в ночи, встречая подмигивающие светофоры. Его путь - путь нового символа. Его крик - это то, что я не понимаю в символе. Он - способ прикрытия того, что незнающий пишет о том, что он знал всю жизнь, но пишет для тех, кто не знает этого и не узнает никогда из-за сильной кодировки образа в символ. Я хочу спать, свобода выбора всегда стоит передо мной, но это не настоящая свобода. Нет свободы полной. Есть только привилегированное рабство. Рабство - порождение рабства. Вся история человечества замешена на рабстве. Бред ума порождает спокойствие. Так происходит эволюция ненависти. Будто весенний дождь в зимнюю ночь. Величие Гималаев в высоте, величие высоты в холоде, величие холода в белоснежном снеге. Растопчите снег и вы уничтожите ВЕЛИЧИЕ. Трактат о медитацииЕсли говорить о медитации доступно - пошлым языком, то, что это такое можно почувствовать, когда очень припрет по большому (имеется ввиду клозет). Так вот, когда вам все больше и больше хочется вы испытываете состояние страдания, как сказали бы приверженцы буддизма. И вот дверь, вы начинаете чувствовать, что приходит момент, когда ваше страдание окончится. В тот момент, когда вы реализуетесь на очке, именно в самый первый момент, тело вдруг наливается таким удовлетворением, которое, понаблюдайте, очень редко ощущаешь в нормальной физической жизни. О нем я и веду речь. Этот момент - медитация. Во всяком случае сравним с тем, что вы испытываете во время медитации. Вот вам доступно и пошло изложение чувства медитируемого. Момент исчезновения страдания, момент осознания прихода блаженства и, наконец, само блаженство. Если вы когда-нибудь чувствовали это одновременно - вы медитировали. Черно-белая ворона, пытающаяся перевернуть пакет из под молока, похожа на ребенка, тщетно пытающегося перевернуть страницу яркого журнала в картинках. Мне неуютно в моем новом теле Три параллельных черты твоей плоти Ты замерзаешь как сон декабриста, Около 18.00 Мне говорили, что в церковном храме нельзя увидеть калош. Но это неправда. Вчера я видел их там. Они сиротливо стояли посреди кафедры и глянцево - грустно поблескивали, игриво пуская мне в глаза зайчики, своими черно - резиновыми бочками. Их красно - кровяная внутренность, была словно плоть новорожденного дитя, всего залитого кровью из материнской матки. Она была искренне беззащитна. Кое-где кроваво - красная плоть уже безжалостно точилась червячками моли и ссыпалась невесомой трухой. Мне жалко вас мои милые калоши, но придет пора и кто-то будет одевать вас на свои вонючие валенки и безжалостно протрет вас изнутри, словно маньяк разрубающий топором живот роженицы, но вы даже не вскрикните. Вы созданы для жертвы, но не для крика. Бедные, бедные калоши, вечные мученики ада улиц. Ах, как же красиво вы будете блестеть завтра на моих ногах! Жесткий ворс войлока будет драть вашу плоть, а я, сплевывая слюну и покуривая сигаретку, буду радоваться первому снегу, первым снежинкам, безропотно тающим на моей раскрытой ладони. Аминь. Ненавидеть себя, значит верить в мечту Бог - атлант изгоняющий смерть из земли Желудок ест язва, а печень цирроз 19.45 >>>1993 >>>1995 >>>1996 >>>вверх © Designed by CyberM@n 2002 |