Ежедневник

Алфавитка, записная книжка, телефонник, которые заводят себе люди, страшны своей судьбоносностью, своей прямой, безжалостной правотой. Разбухающий от телефонов, с вываливающимися листками, с записями на изодранных, избиенных полях, наслоение имен и дат. Страшный свидетель бегства.

Аккуратные и не очень, всегда дающие возможность сделать еще один шаг, еще один звонок, где всегда есть место новому имени, новой искре, погасшему чувству. Страшный свидетель безъисходности, черно-белого тока бытия.

Чистенькие и не очень, жаждущие, терпеливо, своих хозяев, слишком легкие от недостатка номеров, обреченных говорить "привет" и "пока". Обреченные каждый день напоминать, что звонить уже некому, что звонить было некуда всегда. Страшный свидетель одиночества.

Выглаженные и вылизанные, аккуратно прошитые, белоснежные, терпеливо лежащие огромными штабелями и ждущие своих хозяев на полках магазинов, хозяев, которые с трепетом, ужасом и интересом ищут с ними встречи не задумываясь о потенциалах своих молчаливых спутников, не думающих или не подозревающих ни о чем.

Если кто-то дарит тебе такого белоснежного и приветливого свидетеля - поостерегись. Ты получаешь в подарок не удобство, не молчаливого друга, а свидетеля своего страха жить.

18.05.1995 г.
09.28.

Окно

Боже, сколько можно писать о Тебе. Сколько можно вспомнить сквозь Твои незаметные стекла. Сколько мук, сколько веселья, сколько грустной радости несешь Ты наружу, ничего не подозревающему путнику, свято верящему влюбленному, зло ухмыляющемуся врагу, улыбающемуся выпавшей удаче убийце или счастливому маструбатору.

Ты, о судьбоносное, растворяющее изнутри двойное стекло романтикам, искажающее фантасмагорией звездное небо, Ты о жестокое, отрезающее двойной гильотиной расстающиеся души, Ты о ревнующее, рассыпающееся в прах от жестоких ударов в обреченности, Ты о терпеливое, не гаснущее надеждой для павшего и ни на что уже не надеющегося.

Ты невидимо, неосязаемо, разнящееся богатством своих рам, немой свидетель несчастья и радости.

Потрескавшееся от недостатка времени и внимания. Не вымытое от недостатка воли и от всепоглощающей лени. Согревающее всех внимательных к тебе и обдающее стужей, ангиной и плевритом позабывших Тебя.

Восхваляю Тебя дающую надежду и растворяющую свое двойное тело пред моим взором. Восхваляю Тебя, выплескивающую на меня ночные звуки, вопреки законам звукопроводности.

Ведь это Ты раскрываешь мне мир, когда я счастлив! Ведь это Ты ласково отгораживаешь меня от него в минуты одиночества!

Хвала Тебе, о Вечное!

10.06.1995 г.
Ночь

Знак вопроса

Знак вопроса... Один в мире, стекающий струйкой пота по изнуренной спине или каплей, кишащей благовониями, незамеченной Тобою, не впитанной безжалостным убийцей воды и человеческого дискомфорта - полотенцем, после вечерней ванны. Ванны перед сном?... или перед бессонной ночью?...

Знак вопроса... Втоптанный в невежество, ничтожество в твоих глазах ошеломляет тебя тем, что ты узнаешь, что он равен тебе. Он даже выше тебя. Но ты лучше - ты ныряешь внутрь себя. Там спасение, там ты лучше всех, ты Бог рушащий вселенные. Только там - только в себе. Почему?...

Знак вопроса... Изогнутый хребет, опечатанный сургучной точкой. Отовсюду чувствуется его запах. Он влечет за собой сотни, пьют нектар - лишь единицы. Время - вечный его союзник. Чем больше ты вязнешь в первом, тем ленивее тебе идти на манящий запах второго.

02.09.1996 г.
00.45.

Контора

Романтик всегда успокоит себя, что ему есть еще что сказать, если он положит на стол сантиметровую пачку белой бумаги и рядом ручку. Так он просидит почти до утра, тупо уставившись в пустые листы, пока сон не востребует и не поработит его...

Каморка изворотливости и радости от доставленного унижения. Безмерный оскал радости. Трехсотлетние камни намертво скованы в метровые толщиной стены. Они обречены на роль губки. Их рок - впитывать. Три этажа камней. Лесенка душ. Каждый впитывает положенную порцию, сблевывая остальное нижележащему, вплоть до фундамента, вплоть до брюшной полости подвала. Он - желудок, переваривающий все. Отходы - за забор. Каждое утро в нее входит пища, в дневной зной, издавая потную вонь, пища сама ищет еду, чтобы до вечера снова нырнуть в желудочный сок унижения. Бетон не выдерживает - лопается. Для долговечности его, обессилившего, скрутят проволокой и выбелят. Живи провисая сквозь проволоку, перекатывая на зубах известковую пыль. Вновь униженный.

03.09.1996 г.
00.48.

Чай

Я люблю пить чай. С молоком или с лимоном. Меньше - без ничего. Я до такой степени влюбился в этот напиток, что довел процедуру его приготовления до автоматизма: чайник бурлит, плюясь паром, кружка на стол, рукой срывается банка с полки. Верхнюю крышку в сторону. Вторая рука всаживает жестокую ложку под вторую, внутреннюю крышку. Нутро банки со звоном распахивается. Ложка, не зная пощады, движется внутрь, зачерпывает заварку и выдирает ее из внутренностей жестянки, чтобы погрузить на дно фарфора. Здесь ее ожидает начало смерти. Белая кристаллическая смерть - сверху все накрывает сладкая пустыня, которая через мгновение исчезает в потоках бурлящего кипятка. Шаг влево, рука рвет холодильник, вторая уже тянет наружу бутылку молока. Она отвешивает поклон фарфоровой чашке: "И-и-и-раз!". Чай готов. Светло-коричневый, немного приторно-сладкий, с не утонувшими, еще на поверхности, чаинками, вот мой вечерний рай. Взгляд рвется выше, останавливаясь на пачке сигарет, тело предвкушает очередную, уже последнюю за сегодня экзекуцию никотином. Глоток... затяжка...

Казнь завершена.

05.09.1996 г.
01.09.

Раковина

Лобное место чистоты, чистилище фарфорных душ. Ты главное место на площади города поглощения и насыщения. Ты то, что воистину может воскликнуть: "Я есьм!". Все из тебя родит, все в тебя гинет. Свидетель ежедневных казней замученных мною жертв моей же прихоти. Моей и моего желудка. Ты жестока, у тебя нет выбора и спасения - все, что попадает под струю твоего блестящего, согнутого бременем своей участи палача, все срывается в ад сточных труб, из которых уже нет выхода. Лишь одно элитарное общество не подвластно тебе - моя посуда. Она идет к тебе как паломник к Гробу Господнему, который прикоснувшись к нему, очищается от грехов своих. Для них ты - Спаситель...

И лишь один я знаю - твое царство зыбко. В конце концов, объявление на дверях подъезда с подписью "Администрация", превращает тебя в бесполезный кусок жести и на несколько недель ты погружаешься в небытие... Но однажды, твой искривленный лакей-палач вздрагивает, вскрикивает, начинает отхаркиваться рыжей кровью и возвещает городу поглощения о воскрешении божества.

Как принято, божество встречается ликованием.

Здравствуй, бессмертная!

07.09.1996 г.
18.27.